1-й Царь Руси
Начало правления: 1533
Конец правления: 1584
Предшественник: Василий III
Преемник: Фёдор I
Дата рождения: 25 августа 1530
Место рождения: Коломенское
Дата смерти: 18 марта 1584
Место смерти: Москва
Династия: Рюриковичи
Отец: Василий III
Мать: Елена Глинская
Иоа́нн Васи́льевич (прозвище Ива́н Гро́зный, в поздней историографии Ива́н (Иоа́нн) IV; 25 августа 1530, село Коломенское[2] под Москвой — 18 марта 1584, Москва) — Великий Князь Московский и всея Руси (с 1533), царь всея Руси (с 1547), один из самых выдающихся государственных деятелей в мировой истории, определивший направление развития Руси в XVI веке.
Из династии Рюриковичей, сын Василия III и Елены Васильевны Глинской.
В 1565—1572 годах возглавил опричнину. В 1575—1576 Иоанн именовал себя «Князем Московским» и «Иванцем Васильевым», а номинальным «Великим Князем всея Руси» был в это время объявлен Симеон Бекбулатович.
Краткая характеристика правления
С конца 1540-х годов правил с участием Избранной рады. При нем начался созыв Земских соборов, составлен Судебник 1550 года. Проведены реформы суда и управления, в том числе внедрены элементы самоуправления на местном уровне (Губная, Земская и другие реформы).
В 1565 г., после измены князя Курбского (который перешёл на Литовскую сторону), введена Опричнина. При Иване IV установились торговые связи с Англией (1553), создана первая типография в Москве. Присоединены Казанское (1552) и Астраханское (1556) ханства. В 1558—1583 велась Ливонская война за выход к Балтийскому морю и упорная борьба против нашествий крымских татар (см. Русско-крымская война 1571—1572), началось присоединение Сибири (1581). Внутренняя политика Ивана IV, после полосы неудач в ходе Ливонской войны и ростом ересей внутри царства, приобретает репрессивный характер по отношению к боярству, еретикам и торговой верхушке. Многолетняя изнурительная война на несколько фронтов приводит к усилению налогового бремени.
Детство великого князя
Согласно бытовавшему на Руси праву престолонаследия великокняжеский престол переходил к старшему сыну монарха, однако Ивану («прямое имя» по дню рождения — Тит) было всего три года, когда его отец великий князь Василий серьёзно заболел. Ближайшими претендентами на трон кроме малолетнего Ивана были младшие братья Василия. Из шестерых сыновей Ивана III осталось двое — князь старицкий Андрей и князь дмитровский Юрий.
Предвидя скорую смерть, Василий III сформировал для управления государством «седьмочисленную» боярскую комиссию. Опекуны должны были «беречи» Ивана, пока он не достигнет 15 лет. В опекунский совет вошли князь Андрей Старицкий — младший брат отца Ивана, М. Л. Глинский — дядя великой княгини Елены и советники: братья Шуйские (Василий и Иван), М. Ю. Захарьин, Михаил Тучков, Михаил Воронцов. По замыслу великого князя, этим должны были сохраниться порядок правления страной доверенными людьми и уменьшиться распри в аристократической Боярской думе.
Василий III умер 4 декабря 1533 года, а уже через 8 дней бояре избавились от основного претендента на трон — дмитровского князя Юрия[5].
Опекунский совет управлял страной меньше года, после чего его власть начала рушиться. В августе 1534 года произошёл ряд перестановок в правящих кругах. 3 августа князь Семён Бельский и опытный военачальник окольничий Иван Ляцкий оставили Серпухов и отъехали на службу к литовскому князю. 5 августа был арестован один из опекунов малолетнего Ивана — Михаил Глинский, который тогда же умер в тюрьме[5]. За соумышленничество с перебежчиками были схвачены[6] брат Семёна Бельского Иван и князь Иван Воротынский с детьми. В этом же месяце был арестован и ещё один член опекунского совета — Михаил Воронцов.
Анализируя события августа 1534 года, историк С. М. Соловьёв делает вывод, что «все это было следствием общего негодования вельмож на Елену и ее любимца Оболенского». Попытка Андрея Старицкого захватить власть[7] окончилась неудачей: запертый в Новгороде с фронта и тыла, он был вынужден сдаться[8][9] и закончил жизнь в тюрьме.[10] Спустя 4 года, через шесть дней после смерти великой княгини Елены бояре (князья И. В. Шуйский и В. В. Шуйский с советниками[11]) избавились и от Оболенского. Митрополит Даниил и дьяк Федор Мищурин, убежденные сторонники централизованного государства и активные деятели правительства Василия III и Елены Глинской,[12] были немедленно отстранены от управления государством. Митрополит Даниил был отправлен в Иосифо-Волоцкий монастырь, а Мищурина «бояре казнили...не любя того, что он стоял за великого князя дела».[13]
«Многие промеж бояр бяше вражды о корыстех и о племенех, всяк своим печется, а не государьским», так описывает летописец годы боярского властвования, в которые «кийждо себе различных и высочайших санов желаху… и нача в них бытии самолюбие, и неправда, и желание хищения чюжого имения. И воздвигоша велию крамолу между себе, и властолюбия ради друг друга коварствоваху… на своих другов востающе, и домы их и села себе притежаша и сокровища свои наполниша неправедного богатства». [14]
В 1542 году началось митрополитство Макария, имевшего значительное влияние на подрастающего Ивана Васильевича. Историк Р. Ю. Виппер называет период 1542—1553 «эпохой клерикальной политики». Влияние митрополита на молодого Иоанна подтверждает историк И. И. Смирнов, анализируя события 29 декабря 1543,[15] когда «князь великий Иван Васильевич всея Русии, не мога того терпети, что бояре безчиние и самовольство чинят...многие убийства сотвориша своим хотением, и многие неправды земле учиниша в государеве младости, и великий государь велел поимати первосоветника их, князя Андрея Шуйского и велел его предати псарям, — и псари взяша и убише его, влекуще к тюрьмам... — а советников его розослал — князя Федора Шуйского, князя Юрия Темкина, Фому Головина и иных; и от тех мест начали бояре от государя страх имети и послушание».[16]
В 1545 С приходом 15-летнего возраста Иван достиг совершеннолетия, таким образом, став полноправным правителем. Летописец отмечает, что во время своего первого похода в 1546 он проводил время на сельскохозяйственных работах и пребывал в общении с деревенскими жителями. [17]
Венчание на царство
Древнее византийское царство с его боговенчанными императорами всегда было образом для православных стран, однако оно пало под ударами неверных. Москва в глазах русских православных людей должна была стать наследницей Царьграда — Константинополя. Торжество самодержавия олицетворяло и для митрополита Макария торжество Православной веры. Так сплелись интересы царской и духовных властей. Публицист В.Ф. Иванов придерживается мнения, что «митрополит Макарий защитил самодержавие Грозного против преступной попытки бояр (его) расшатать», так как «предвидел, что в лице Грозного он обретает великого Царя».[18]
В начале XVI века все большее распространение получает признание и идея божественного происхождения власти государя. Одним из первых об этом заговорил Иосиф Волоцкий. В своих посланиях к Великому Князю Василию III он постоянно именовал его «самодержцем», «царем» и «государем всея Рускыя земли». Больше того, Иосиф Волоцкий уподоблял земную миссию русского государя Божиему Промыслу: «Царь ведь естеством подобен вышнему Богу», ибо он «скипетр царствия принял от Бога». Сигизмунд Герберштейн свидетельствует, что во времена Василия III самого великого князя его подданные называли «ключником и постельничим Божиим» считали, что «…воля государя есть воля Божия и, что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божией». В послании М. Г. Мисюрю-Мунехину старец Филофей образ Рима озвучивает как «Ромейское царство» — центральный образ всей религиозно-мистической концепции старца Филофея. Так как через образ «Ромейского царства» старец Филофей объявляет Московскую Русь единственной истинной хранительницей всемирного христианства, то возникает знаменитая формула: «Яко вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего Государя, по пророческим книгам то есть Ромейское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти».[19][20]
Иное осмысление власти государя протопопом Сильвестром позднее привело к ссылке последнего. Мысль о том, что Самодержец обязан во всем подчиняться Богу и его установлениям, проходит через все «Послание царю». Догмат о низведении царя перед Богом на уровень обычного смертного, как бы, сам собой переходит в подобных рассуждениях церковных иерархов в догмат подчинения Самодержца представителям Бога на земле — священнослужителям. [21]
Излюбленной идеей царя, осознанной уже в юности, стала мысль о неограниченной самодержавной власти. 13 декабря 1546 года он впервые высказал Макарию намерение венчаться на царство «по примеру прародителей»,[22] и уже 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания, чин которой был составлен самим митрополитом.[23] Митрополит возложил на него знаки царского достоинства — крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха; Иван Васильевич был помазан миром, а затем митрополит благословил царя.
Позднее, в 1558 году Константинопольский патриарх сообщал Ивану Грозному, что «царское имя его поминается в Церкви Соборной по всем воскресным дням, как имена прежде бывших Византийских Царей; это повелено делать во всех епархиях, где только есть митрополиты и архиереи», «а о благоверном венчании твоем на царство от св. митрополита всея Руси, брата нашего и сослужебника, принято нами во благо и достойно твоего царствия». «Яви нам, — писал патриарх Иоаким Александрийский, — в нынешние времена нового кормителя и промыслителя о нас, доброго поборника, избранного и Богом наставляемого Ктитора святой обители сей, каков был некогда боговенчанный и равноапостольный Константин… Память твоя пребудет у нас непрестанно не только на церковном правиле, но и на трапезах с древними, бывшими прежде Царями».[24]
Царский титул позволял занять существенно иную позицию в дипломатических сношениях с Западной Европой. Великокняжеский титул переводили как «принц» или даже «великий герцог». Титул же «царь» в иерархии стоял наравне с титулом «король», то есть на втором месте после императорского.
Безоговорочно титул уже с 1554 года предоставлялся Ивану Англией. Сложнее стоял вопрос о титуле в католических странах, в которых крепко держалась теория единой «священной империи». В 1576 году император Максимилиан II, желая привлечь Грозного к союзу против Турции, предлагал ему в будущем престол и титул «всходного [восточного] цесаря». Иоанн IV отнесся совершенно равнодушно к «цесарству греческому», но потребовал немедленного признания себя царем «всея Руси», и император уступил в этом важном принципиальном вопросе. Гораздо упорнее оказался папский престол, который отстаивал исключительное право пап предоставлять королевский и иные титулы государям, а с другой стороны, не допускал нарушения принципа «единой империи». В этой непримиримой позиции папский престол находил поддержку у польского короля, отлично понимавшего значение притязаний Московского Государя. Сигизмунд II Август представил папскому престолу записку, в которой предупреждал, что признание папством королевского титула за Иваном IV приведёт к отторжению от Польши и Литвы земель, населённых родственными москвичам «рутенами», и привлечёт на его сторону молдаван и валахов. Со своей стороны Иоанн IV придавал особенное значение признанию его царского титула именно Польско-Литовским государством, но Польша в течение всего XVI века так и не согласилась на его требование. Из преемников Ивана IV его мнимый сын Лжедимитрий I заявил притязание на титул «императора», но Сигизмунд III, посадивший его на московский престол, официально именовал его просто князем, даже не «великим»[25].
В результате коронации родня царя упрочила своё положение, добившись значительных выгод, однако после Московского восстания 1547 года род Глинских потерял всё своё влияние, а юный правитель убедился в разительном несоответствии между его представлениями о власти и реальным положением дел.
Реформы Ивана IV
Иван IV провел ряд реформ, направленных на централизацию государства: Земскую реформу, Губную реформу, провел преобразования в армии. В 1550 году был принят новый судебник, который подтвердил право свободного перехода крестьян. В 1549 созван первый Земский собор, в 1551 — Стоглавый собор, принявший сборник решений о церковной жизни «Стоглав». В 1555—1556 Иван IV отменил кормления и принял Уложение о службе.
Откупная грамота вводила выборные земские власти:
Излюбленные старосты
Излюбленные головы
Земские старосты
Выборные старосты
Излюбленные, выборные судьи
Наиболее удачно земская реформа прошла в северо-восточных русских землях, где преобладало черносошное (государственное) крестьянство и было мало вотчинников, хуже в южнорусских, где преобладали бояре-вотчинники.
Судебник и царские грамоты предоставляли крестьянским общинам право самоуправления, раскладки податей и надзора за порядком.
Поголовное вооружение стрельцов огнестрельным оружием ставило их выше пехоты западных государств, где часть пехотинцев (пикинеры) имела только холодное оружие. Следовательно, в образовании пехоты Московия, в лице царя Иоанна Грозного, намного опередила Европу.[26]
"Приговор о местничестве" способствовал значительному укреплению дисциплины в войске, повышению авторитета воевод, особенно не знатного происхождения, и улучшению боеспособности русского войска, хотя и встретил большое сопротивление родовой знати. [27]
При Иоанне Грозном был запрещён въезд на территорию России еврейских купцов. Когда же в 1550 польский король Сигизмунд-Август потребовал, чтоб им был дозволен свободный въезд в Россию, Иоанн отказал в таких словах: “в свои государства Жидом никак ездити не велети, занеже в своих государствах лиха никакого видети не хотим, а хотим того, чтобы Бог дал в моих государствах люди мои были в тишине безо всякого смущенья. И ты бы, брат наш, вперёд о Жидех к нам не писал”[28], поскольку они русских людей “от христианства отводили, и отравные зелья в наши земли привозили и пакости многие людям нашим делали”.[29] [30]
В начале 1560-х годов Иоанн Васильевич произвел знаковую реформу государственной сфрагистики. С этого момента в России появляется устойчивый тип государственной печати. Впервые на груди древнего двуглавого орла появляется всадник — герб князей Рюрикова дома, изображавшийся до того отдельно, и всегда с лицевой стороны государственной печати, в то время как изображение орла помещалось на оборотной: «Того же году (1562) февраля в третий день Царь и Великий Князь печать старую меньшую, что была при отце его Великом Князе Василии Иоанновиче, переменил, а учинил печать новую складную: орел двоеглавый, а среди его человек на коне, а на другой стороне орел же двоеглавый, а среди его инърог». Новая печать скрепила договор с Датским королевством от 7 апреля 1562 года.[31]
Неудачи «Избранной Рады» во внешней и внутренней политике, превышение Адашевым своих полномочий в сношениях с иностранными государствами и его открытое неподчинение царской воле были важнейшими причинами падения временщиков.[32] Кроме того, руководители "Избранной Рады" рьянее всего выступили тогда от имени части знати, которая резко осуждала войну на западном направлениии. [33]
C другой стороны, некоторые историки[34] отрицают существование Избранной Рады как учреждения, руководимого исключительно тремя вышеуказанными лицами.
Культурная деятельность
«Бога нам поведаеши, святый Ангеле, и душу мою окаянную ис тела изимаеши, и плоть разтлиши и гробу предаеши, молим Ти ся, святый Ангеле, изми душу мою от сети ловящих, тя величаем».
Иван IV, «Канон Ангелу Грозному»
Иван IV вошел в историю не только как завоеватель. Он был одним из самых образованных людей своего времени[94], обладал феноменальной памятью, богословской эрудицией. Он автор многочисленных посланий (в том числе к Курбскому, Елизавете I, Стефану Баторию, Юхану III, Василию Грязному, Яну Ходкевичу, Яну Роките, князю Полубенскому, в Кирилло-Белозерский монастырь), стихир на Сретение Владимирской иконы Божией Матери, канона Архангелу Михаилу (под псевдонимом Парфений Уродивый).[95]
Царь способствовал организации книгопечатания в Москве и строительству храма Василия Блаженного на Красной площади. По свидетельству современников Иван IV бы «муж чюдного разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело».[96] Он любил ездить по монастырям [97], интересовался описанием жизни великих царей прошлого. Иван Грозный был обладателем крупнейшей в Европе библиотеки. В её состав входили византийские, античные и др. сочинения. Иван IV был хорошим оратором.
Опричнина
Знать легко бы простила Грозному отставку его советников Адашева и Сильвестра, но она не желала мириться с покушением на прерогативы боярской Думы. [98] Идеолог боярства Курбский самым решительным образом протестовал против ущемления привилегий знати и передачи функций управления в руки приказных (дьяков): «писарям русским князь великий зело верит, а избирает их ни от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичей или от простого всенародства, а то ненавидячи творит вельмож своих».[99]
Новые недовольства князей вызвал царский указ[100] от 15 января 1562 года об ограничении их вотчинных прав, ещё больше чем прежде уравнивавший их с поместным дворянством. Измена разрасталась, но царь по-прежнему проявлял милосердие каждый раз, когда это было возможно. Дважды пытался бежать за рубеж и дважды был прощён И. Д. Бельский, были пойманы при попытке к бегству и прощены князь В. М. Глинский и князь И. В. Шереметев.[101] Изменили и перебежали к врагу во время боевых действий зимой 1563 года боярин Колычев, Т. Пухов-Тетерин, М. Сарохозин. Вступил в сговор с поляками, но был помилован наместник г. Стародуба князь В. Фуников.[102] За попытку уйти в Литву смоленский воевода князь Дмитрий Курлятев был отозван из Смоленска и сослан в отдаленный монастырь на Ладожском озере.[103]
За предупреждение Старицким полоцких воевод о намерении царя осадить крепость был отдан приказ о конфискации Старицкого княжества и предании суду удельного владыки. [104] Царь простил брата, а княгиню Ефросинью Старицкую 5 августа 1563 г. велел постричь в монахини Воскресенской обители.[105] Последней было позволено сохранить при себе прислугу, получившую несколько тысяч четвертей земли в окрестностях монастыря, и ближних боярынь-советниц, а также поездки на Богомолье в соседние обители и вышивка
В конечном счёте, измена Курбского, нежелание бояр-вотчинников участвовать в борьбе против Польши и Литвы и рост ересей внутри царства приводит царя к мысли об установлении личной диктатуры и разгроме боярства и еретичествующих сборищ. В 1565 он объявил о введении в стране Опричнины. Страна делилась на две части: «Государеву светлость Опричнину» и земство. В Опричнину попали, в основном, северо-восточные русские земли, где было мало бояр-вотчинников. Центром Опричнины стала Александровская слобода, новая резиденция Ивана Грозного, откуда 3 января 1565 года гонцом Константином Поливановым была доставлена грамота духовенству, боярской Думе и народу об отречении царя от престола.[107] Опричник приносил клятву на верность царю и обязывался не общаться с земскими.
Началом образования опричного войска можно считать тот же 1565 год, когда был сформирован отряд в 1000 человек, отобранных из «опричных» уездов. В дальнейшем число «опричников» достигло 6000 человек. В Опричное Войско включались также и отряды стрельцов с опричных территорий. С этого времени служилые люди стали делиться на две категории: дети боярские, из земщины, и дети боярские, «дворовые и городовые», то есть получавшие государево жалование непосредственно с «царского двора». Следовательно, Опричным Войском надо считать не только Государев полк, но и служилых людей, набранных с опричных территорий и служивших под начальством опричных («дворовых») воевод и голов.
Шлихтинг, Таубе и Крузе упоминают 500 — 800 человек "особой опричнины". Эти люди в случае необходимости служили в роли доверенных царских порученцев, осуществлявшие, охранные, разведывательные, следственные и карательные функции. Остальные 1200 опричников разделены на четыре приказа, а именно: Постельный, ведающий обслуживанием помещений дворца и предметами обихода царской семьи; Бронный, то есть оружейный; Конюшенный, в ведении которого находилось огромное конское хозяйство дворца и царской гвардии, и Сытный — продовольственный. [108]
Прогрессивное значение Опричного Войска состояло в том, что образование его было необходимым этапом в борьбе за укрепление централизованного государства. [109] Опричнина должна была вырвать с корнем все пережитки удельной раздробленности, сделать невозможным даже частичный возврат к ней - и тем самым обеспечить военную оборону страны. [110] Также есть мнение о религиозном мотиве опричинины[111].
Будучи опричным игуменом, царь исполнял все монашеские обязанности. В полночь все вставали на полунощницу, в четыре утра — к заутрене, в восемь начиналась обедня. Царь показывал пример благочестия: сам звонил к заутрене, пел на клиросе, усердно молился, а во время общей трапезы читал вслух Священное Писание. В целом, богослужение занимало около 9 часов в день.[112]
При этом есть мнение, что приказы о казнях и пытках отдавались нередко в церкви. Историк Г. П. Федотов считает, что «не отрицая покаянных настроений царя, нельзя не видеть, что он умел в налаженных бытовых формах совмещать зверство с церковной набожностью, оскверняя самую идею православного царства».[113]
С помощью опричников, которые были освобождены от судебной ответственности, Иоанн IV насильственно конфисковывал боярские и княжеские вотчины, передавая их дворянам-опричникам. Самим боярам и князям предоставлялись поместья в других областях страны, например, в Поволжье.[114] В ответ возникали новые заговоры. Репрессиям подверглись и пойманные отступники и враги Православной Церкви.
К посвящению в сан митрополита Филиппа, произошедшему 25 июля 1566 года, им была подготовлена и подписана грамота, согласно которой Филипп обещал «в опричнину и царский обиход не вступаться и, по поставлении, из-за опричнины... митрополии не оставлять».[115]
По данным польских летописцев, в 1568 приближенные к Ивану Грозному изменники-бояре устроили заговор и задумали связать царя и передать его польскому королю. Изменники были казнены.[116]
В 1570 царь посетил игумена Корнилия в Псково-Печерском монастыре. В «Повести о начале и основании Печерского монастыря» (конец XVI века) о смерти преподобного сказано: «От тленного сего жития земным царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище». И хотя версия о смерти преподобного от руки царя является общепризнанной, есть мнение[117], что в этом письменном свидетельстве нет намёка на убийство.
Крупным событием опричнины был поход на Новгород в январе-феврале 1570, поводом к которому послужил донос 1569 года, обвинявший новгородцев в намерении посадить на престол князя Владимира Старицкого и передать Новгород и Псков польскому королю. Что имело под собой основания, как указывает Переписная книга Посольского приказа: «столп, а в нем статейный список из сыскного из изменного дела 1570 году на Новгородского Епископа Пимена и на новгородских дьяков и на подьячих, как они с (московскими) бояры... хотели Новгород и Псков отдати Литовскому королю. .. а царя Ивана Васильевича... хотели злым умыгилением извести и на государство посадити князя Володимера Ондреевича».[118] Есть мнение, [119] что в заговоре участвовали архиепископ Пимен, епископы Пафнутий Суздальский и Филофей Рязанский, заключившие с высокопоставленными опричниками-аристократами союз против Филиппа [120] из личных целей, [121] через царского духовника клевеща на него царю. [122]
Еще одной возможной причиной похода на Новгород было покровительство местными властями широко распространившейся в те времена на новгородских землях ереси антитринитариев, прозванной в народе ересью жидовствующих.[123]
2 января передовые отряды во главе с В. Г. Зюзиным подошли к Новгороду и оцепили город заставами, опечатали казну в монастырях. Иоанн лично руководил походом.
Зимин пишет о «15 тысячах опричного войска»[124], но из документов той эпохи известно, что число опричников никогда не превышало 5-6 тысяч, из которых 1200 человек были придворные и обслуживающий персонал и около полутысячи — царская гвардия.[125] Костомаров неопределенно говорит о каком-то войске и отдельно о 1500 стрельцах.[126] А Валишевский пишет, что Иоанн прибыл вслед за передовым отрядом всего с пятью сотнями людей.[127]
8 января, во время встречи опричного войска новогородским духовенством на Великом мосту через Волхов, царь обвинил в измене архиепископа Пимена. Последний был арестован и заключен в тюрьму.[128] Пытавшийся предупредить Пимена об аресте опричный оруженосец Афанасий Вяземский был подвергнут торговой казни и сослан в Городецкий посад на Волгу, где и умер.[129]
Считается, что во время этого похода в декабре 1569 Малюта Скуратов задушил[130] в тверском Отрочь-Успенском монастыре митрополита Филиппа, пытавшегося противостоять Царю. Исторические свидетельства по этому факту отсутствуют,[131] но есть версия,[132] что Скуратов уже не застал святителя в живых и участвовал в похоронной процессии. Основой версии об убийстве митрополита выступает его житие, написанное в конце XVI века [133] со слов державшего святителя в заключении пристава Стефана Кобылина и нескольких уцелевших соловецких монахов из числа тех девяти, что лжесвидетельствовали против святого Филиппа на соборе 1568 года.[134] Из 300 изменников, покушавшихся на жизнь царя и целостность Российской державы, были помилованы и отпущены на свободу 184 человека — почти 2/3 приговоренных. Остальные, в том числе казначей Фуников и печатник Висковатый, поддерживавшие связь между заговорщиками и польским королем,[135] Алексей и Фёдор Басмановы — вдохновители свержения митрополита Филиппа, Вяземский, предупредивший новгородских участников заговора о провале их планов, а так же привезенные из Новгорода изменники, были казнены. Историк Р. Г. Скрынников, на основании изученных документов и личных записей Царя, выводит общее число казнённых в 1505 человек.[136] Примерно столько же, полторы тысячи имен насчитывает список, посланный Иоанном для молитвенного поминовения в Кирилло-Белозерский монастырь.[137]
В 1569—1571 гг. на Россию обрушилась чума. Особенно пострадали западные и северо-западные районы, в том числе и Новгород. От заразы погибли около 300.000 граждан России.[138] В самой Москве в 1569 г. гибло по 600 человек в день — столько же, сколько, якобы, ежедневно казнил в Новгороде Грозный.[139] Жертвы чумы и легли в «скудельницу» у новгородского Рождественского храма. Это подтверждается и тем, что погибших свозили в братскую могилу все лето[140], но только в августе их отпели. Карамзин подтверждает: «Царь оставил город 12 февраля, а захороненные в этой могиле скончались весной и летом».[141]
Положительного мнения об опричнине придерживается митрополит Иоанн Ладожский. «Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Девлет-Гирея в 1571 и 1572 годах… с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от Московии под власть Литвы… Московское государство окончательно и бесповоротно встало на путь служения, очищенная и обновленная Опричниной».[142]
В 1572 году царь отменяет опричнину, нанесшую, по мнению С. Ф. Платонова[143], ощутимый удар по оппозиционной аристократии и тем самым укрепив русскую государственность в целом. В завещании царь написал: «А что есми учинил опришнину, и то на воле детей моих, Ивана и Федора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинил готов».[144]
По мнению православного историка Леонида Болотина,[145] образ Опричнины, конечно, связан не только и не столько с политическими моментами государственного строительства, сколько с защитой Православной Церкви и русского народа от рассадников ересей, и был найден царем в Священном Писании - в предверии царства Давида после смерти царя Саула.
Конец царствования
В сентябре 1568 был свергнут с престола союзник царя Эрик XIV. Грозный мог лишь сорвать злость по поводу этой дипломатической неудачи, арестовав послов, присланных новым шведским королем Юханом III объявлением разрыва договора 1567 г, но изменить антирусский характер шведской внешней политики это не помогло. [146] Великая восточная программа ставила целью захват и включение в состав Шведского королевства не только тех земель в Прибалтике, которые были заняты Россией, но и Карелии, и Кольского полуострова.[147]
В 1569 через своего посла Томаса Рандольфа Елизавета I дала понять царю, что не собирается вмешиваться в Балтийский конфликт. [148] В ответ царь написал ей, что ёё торговые представители «о наших о государских головах и о чести и о прибыли земле не думают, а ищут только своих торговых прибытков»,[149] и отменил все привилегии, ранее предоставленные созданной англичанами Московской торговой компании.[150]
В мае 1570 царь подписал с королём Сигизмундом перемирие сроком на три года, невзирая на огромное количество взаимных претензий. [151]. Провозглашение царём Ливонского королевства обрадовало и ливонское дворянство, получившее свободу вероисповедания и ряд других привилегий[152], и ливонское купечество, получившее право свободной беспошлинной торговли в России, а взамен пропускавшее в Москву иностранных купцов, художников и техников. [153][154] 13 декабря датский король Фредерик заключил союз со шведами, вследствие чего русско-датский союз не состоялся.[155]
В результате апрельского крымско-татарского набега 1571 года,[156] согласованного с польским королём, были разорены южные русские земли, погибли десятки тысяч людей, более 150 тысяч русских уведено в рабство; за исключением каменного Кремля была сожжена вся Москва. Иоанн, отрезанный от главного войска, поспешил отступить из Серпухова в Бронницы, оттуда — в Александровскую слободу, а из слободы — в Ростов, как то делали в подобных случаях его предшественники Дмитрий Донской и Василий I Дмитриевич.[157] Летом следующего года нашествие повторилось. Не приняв предложение Иоанна Грозного о передаче Астраханского ханства, для решительного разгрома и покорения русского государства двинулась 120-тысячная крымско-турецкая орда. Однако в битве при Молодях враг был уничтожен 60-тысячным русским войском под водительством воевод М. Воротынского и Д. Хворостинина – в Крым вернулось 5−10 тысяч (см. Русско-крымская война 1571—1572). Гибель отборной турецкой армии под Астраханью в 1569 и разгром крымской орды под Москвой в 1572 положили предел турецко-татарской экспансии в Восточной Европе. [158]
Главным условием согласия на свое избрание польским королём царь ставил уступку Польшей Ливонии в пользу России, причем в качестве компенсации предлагая вернуть полякам «Полоцк с пригородами».[159] Но 20 ноября 1572 Максимилиан II заключил с Грозным соглашение, согласно которому все этнические польские земли (Великая Польша, Мазовия, Куявия, Силезия) отошли к империи, а Москва получила Ливонию и Литовское княжество со всеми его владениями — т. е. Белоруссией, Подляшьем, Украиной, поэтому вельможная знать поторопилась с выборами короля и избрала Генриха Валуа.[160]
1 января 1573 русские войска под командованием Грозного взяли Пайду[161], в этом бою погиб Скуратов.
В 1575 году по желанию Иоанна Грозного крещёный татарин и хан касимовский Симеон Бекбулатович венчан был на царство[162], как Царь «великий князь всея Руси», а сам Иоанн Грозный назвался Иваном Московским, уехал из Кремля и стал жить на Петровке, но через 11 месяцев Симеон, сохранив титул великого князя отправился в Тверь, где ему был дан удел, а Иван Васильевич снова стал именоваться Великим Князем всея Руси.
В 1576 году Штаден предлагал императору Рудольфу: «Ваше римско-кесарское величество должны назначить одного из братьев Вашего величества в качестве государя, который взял бы эту страну и управлял бы ею… Монастыри и церкви должны быть закрыты, города и деревни должны стать добычей воинских людей»[163]
23 января 1577 50-тысячная русская армия снова взяла в осаду Ревель, но взять крепость не удалось.[164] В феврале 1578 г. нунций Викентий Лаурео с тревогой доносил в Рим: «Московит разделил свое войско на две части: одну ждут под Ригой, другую под Витебском».[165] В том же году, потеряв при осаде Вендена пушки, царь тотчас приказал вылить другие, с теми же названиями и знаками еще в большем против прежнего количестве.[166] В итоге вся Ливония по Двину, за исключением только двух городов — Ревеля и Риги, была в руках русских.[167]
Царь не знал, что уже в начале летнего наступления 1577 г. герцог Магнус изменил своему сюзерену, тайно связавшись с его врагом — Стефаном Баторием,[168] и вел с ним переговоры о сепаратном мире.[169] Эта измена стала очевидной лишь полгода спустя, когда Магнус, сбежав из Ливонии, окончательно перешел на сторону Речи Посполитой.[170] Дезинформированные листовками, прославляющими польского короля как защитника христианства, а Грозного рисующими кровожадным тираном, европейские государства охотно поставляли наемников в ряды армии Стефана Батория. [171][172]. Несмотря на это численное преимущество, Магмет-паша напоминал Баторию: «Король берет на себя трудное дело; велика сила московитов, и, за исключением моего повелителя, нет на земле более могущественного Государя».[173]
В 1579 г. королевский гонец Венцеслав Лопатинский привёз царю от Батория грамоту с объявлением войны.[174] Уже в августе армия наемников окружила Полоцк, но гарнизон и жители города с такой яростью и мужеством защищали свою крепость, что героизм обороняющихся не мог не признать в одном из посланий сам Стефан Баторий. [175] В конце концов, крепость была взята. В своих «Записках о Московской войне» Гейденштейн писал о пленных: «По установлениям своей религии они считают верность Государю в такой степени обязательной, как и верность Богу, они превозносят похвалами твердость тех, которые до последнего вздоха сохранили присягу своему князю, и говорят, что души их, расставшись с телом, тотчас переселяются на небо»[176]
В это же время при прямой поддержке ногайских мурз князя Уруса вспыхнуло волнение волжских черемисов: конница численностью до 25 000 человек, нападая со стороны Астрахани, опустошала белевские, коломенские и алатырские земли. [177] В условиях недостаточных для подавления мятежа количества трёх царских полков прорыв Крымской орды мог привести к очень опасным для России последствиям. Очевидно, желая избежать такой опасности, русское правительство и приняло решение перебросить войска, временно отказавшись от наступления на Швецию. [178][179]
15 января 1580 в Москве был созван церковный собор. Обращаясь к высшим иерархам, царь прямо говорил, сколь тяжело его положение: «бесчисленные враги восстали на русскую державу», потому он и просит помощи у Церкви. [180] [181]
В 1580 г. царь провел полицейскую операцию, положившую конец благополучию немецкой слободы. Француз Жак Маржерет, много лет проживший в России, пишет: «Ливонцы, которые были взяты в плен и выведены в Москву, исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри города Москвы, отправляли там публично службу; но в конце-концов, из-за их гордости и тщеславия сказанные храмы… были разрушены и все их дома были разорены. И, хотя зимой они были изгнаны нагими, и чем мать родила, они не могли винить в этом никого кроме себя, ибо… они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их одежды — столь роскошны, что их всех можно было принять за принцев и принцесс… Основной барыш им давало право продавать водку, мёд и иные напитки, на чем они наживают не 10 %, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда».[182]
В 1581г. иезуит А. Поссевин пытался подчинить Русскую Церковь папскому престолу. Его неудачу предсказал польский гетман Замольский: «Он готов присягнуть, что великий князь к нему расположен и в угоду ему примет латинскую веру, а я уверен, что эти переговоры кончатся тем, что князь ударит его костылем и прогонит».[183] М. В.Толстой пишет в "Истории Русской Церкви": "Но надежды папы и старания Поссевина не увенчались успехом. Иоанн оказал всю природную гибкость ума своего, ловкость и благоразумие, которым и сам иезуит должен был отдать справедливость, отринул домогательства о позволении строить на Руси латинские церкви, отклонил споры о вере и соединении Церквей на основании правил Флорентийского собора и не увлекся мечтательным обещанием приобретения всей империи Византийской, утраченной греками будто бы за отступление от Рима". Сам посол отмечает, что «русский Государь упорно уклонялся, уходил от разговора на эту тему». [184] Таким образом, папский престол не получал никаких привилегий; возможность вступления Москвы в лоно католической церкви оставалась столь же туманной, как и раньше, а между тем посол папы должен был приступить к своей посреднической роли. [185]
Грозный намерен был заключить мир с Польшей исключительно с целью высвободить силы и сосредоточить их на борьбе со Швецией[186], поэтому 15 января 1582 г. между Россией и Польско-Литовским государством был подписан Ям-Запольский мир. Россия, в условиях крайне неблагополучной обстановки, проявив высочайшее мужество русских войск и лучшие качества русской дипломатии, вынудила Речь Посполитую отказаться от широких планов агрессии и от своих претензий на Псков, Новгород и Смоленск.[187]
Еще до завершения переговоров в Яме-Запольском, русское правительство развернуло подготовку к военному походу против шведов. Сбор войск продолжался на протяжении всей второй половины декабря и на рубеже 1581-82 годов, когда уже были урегулированы основные спорные вопросы между Россией и Речью Посполитой, и принято окончательное решение об организации похода "на свейские немцы". Наступление началось 7 февраля 1582 г. под командованием воеводы М.П. Катырева-Ростовского, и после победы около деревни Лялицы[188] ситуация в Прибалтике стала заметно изменяться в пользу России.
Перспектива возвращения Россией потерянного выхода к Балтийскому морю вызвала большое беспокойство у короля и его окружения.[189] Баторий отправил своих представителей к барону Делагарди и к королю Юхану с ультимативным требованием передать полякам Нарву и остальные земли Северной Эстонии, а взамен обещал значительную денежную компенсацию и помощь в войне с Россией.[190] 12 июля на приёме у Грозного послы Батория предлагали ему возвращение новогородских земель, Ивангорода и еще ряда городов в обмен на Эстонию. В ответ царь предложил Стефану подписать соглашение об обоюдном десятителетнем ненападении на захваченные шведами русские земли в Прибалтике, и король согласился.[191]
Переговоры официальных представителей России и Швеции начались оченью 1582 и завершили в августе 1583 подписанием в Мызе двухлетнего перемирия с уступкой шведам новгородских крепостей - Яма, Копорья и Ивангорода. [192] Подписывая перемирие на такой срок, русские политики рассчитывали, что с началом Польско-шведской войны им удастся вернуть захваченные шведами новгородские пригороды и не хотели связывать себе руки.[193]
Завоевание Сибири Ермаком Тимофеевичем и его казаками в 1583 году и взятие им столицы Сибири — Искера — положили начало обращения тамошних инородцев в Православие: войска Ермака сопровождали два священника и иеромонах. [61]
Смерть
«И тако бысть на государьстве лет 49, а всего поживе 54 лета. Престався в лето 7092 марта в 18 день».
Минея Служебная. Палея.[194]
В августе 1582 года А. Поссевин в отчете Венецианской Синьории заявил, что «московскому государю жить не долго». [195] Такое утверждение тем более странно, что, по словам Карамзина, до зимы 1584 года, то есть еще полтора года после «пророчества» Поссевина у царя не было заметно ухудшение здоровья. Хронология его болезни такова: весь февраль и начало марта он еще занимается государственными делами. Первое упоминание о «болезни» относится к 10 марта 1584 года, когда был остановлен на пути к Москве литовский посол «в связи с государевым недугом». 16 марта наступило ухудшение, царь впал в беспамятство, однако, 17 и 18 марта почувствовал облегчение от горячих ванн. Но после полудня 18 марта наступила неожиданная развязка — царь умер.[196] Тело государя распухло и дурно пахло «из-за разложения крови»[197]
Вифлиофика сохранила предсмертное поручение царя Борису Годунову: "Егда же Великий Государь последняго напутия сподобися, пречистаго тела и крови Господа, тогда во свидетельство представляя духовника своего Архимандрита Феодосия, слез очи свои наполнив, глаголя Борису Феодоровичу: тебе приказываю душу свою и сына своего Феодора Ивановича и дщерь свою Ирину...».[198] Также перед смертью, согласно летописям,[199] царь завещал младшему сыну Дмитрию Углич со всеми уездами.
О насильственной смерти Грозного сохранилось немало известий. Летописец XVII века сообщал, что «царю дали отраву ближние люди». Дьяк Иван Тимофеев рассказал, что Борис Годунов и Богдан Бельский «преждевременно прекратили жизнь царя». Это указывает и Валишевский: «Богдан Бельский (со) своими советники извел царя Ивана Васильевича, а ныне хочет бояр побити и хочет подыскать под царем Федором Ивановичем царства Московского своему советнику (Годунову)».[200] Коронный гетман Жолкевский также обвиняет Годунова: «Он лишил жизни царя Ивана, подкупив врача, который лечил Ивана, ибо дело было таково, что если бы он его не предупредил (не опередил), то и сам был бы казнен с многими другими знатными вельможами». [201] Голландец Исаак Масса писал, что Бельский положил яд в царское лекарство. [202][203] Горсей так же писал о тайных замыслах Годуновых против царя[204] и выдвинул версию удушения царя, [205] c которой согласен В. И. Корецкий: «По-видимому, царю дали сначала яд, а затем для верности, в суматохе, поднявшейся после того, как он внезапно упал, еще и придушили».[206] Версии об отравлении Грозном проверялись при вскрытии царских гробниц в 1963 году.[207] Исследователи второй половины ХХ столетия так и не дали однозначного ответа на интересующий уже не одно поколение историков вопрос о причинах смерти Грозного Царя.[208]
Характер и отзывы современников
Иван рос в обстановке дворцовых переворотов, борьбы за власть враждующих между собой боярских родов Шуйских и Бельских. Поэтому сложилось мнение, что убийства, интриги и насилия, окружавшие его, способствовали развитию в нём подозрительности, мстительности и жестокости. С. Соловьёв анализируя влияние нравов эпохи на характер Ивана IV отмечает, что он «не сознал нравственных, духовных средств для установления правды и наряда или, что еще хуже, сознавши, забыл о них; вместо целения он усилил болезнь, приучил еще более к пыткам, кострам и плахам».[209]
Однако характеристика, данная 30-летнему Грозному одним из его современников, приписывает ему иные качества. «Обычай Иоаннов есть соблюдать себя чистым пред Богом. И в храме, и в молитве уединенной, и в совете боярском, и среди народа у него одно чувство: „Да властвую, как Всевышний указал властвовать своим истинным Помазанникам!“ Суд нелицеприятный, безопасность каждого и общая, целость порученных ему государств, торжество веры, свобода христиан есть всегдашняя дума его. Обремененный делами, он не знает иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свою обязанность; не хочет обыкновенных прохлад царских… Ласковый к вельможам и народу — любя, награждая всех по достоинству — щедростию искореняя бедность, а зло — примером добра, сей Богом урожденный Царь желает в день Страшного суда услышать глас милости: „Ты еси Царь правды!“»[210]
Другая характеристика подчёркивает мудрость Грозного: «Мудрость на престоле есть дар Небес для подданных безценный: она, изумляя великими событиями, и малыя озаряет будущим Светом. К вящей же славе и чести Его Царского Величества, должны мы, отдав достойную память его природным дарованиям, видеть в нем и благочестие, и ревность по Отечественной Вере, на чем основывается благосостояние Богом хранимой Православной Христианской Державы».[211]
«Он так склонен к гневу, что находясь в нем, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных. — Пишет посол Даниил Принц из Бухова. — Жестокость, которую он часто совершает на своих, имеет ли начало в природе его, или в низости (malitia) подданных, я не могу сказать. <...> Когда он за столом, то по его правую руку садится старший сын. Сам он грубых нравов; ибо он опирается локтями на стол, и так как не употребляет никаких тарелок, то ест пищу, взяв ее руками, а иногда недоеденное кладет опять назад в чашку (in patinam). Прежде чем пить или есть что-нибудь из предложенного, он обыкновенно знаменует себя большим крестом и взирает на повешенные образа Девы Mapии и Святого Николая.»[212]
Венецианский посол Липпомано писал об Иоанне как о праведном судье в 1575 году, то есть уже после всех якобы совершенных Грозным «зверств» . Другой венецианец, Фоскарини, «говорит с похвалой о правосудии, совершаемым этим несравненным Государем при помощи простых и мудрых законов, о его приветливости, гуманности, разнообразности его познаний, о блеске двора, о могуществе армии и отводит ему одно из первых мест среди властителей того времени» . Торговые люди из германского города Любека, побывав в России, так же превозносили гуманность Грозного. [213] Еще один итальянский автор в том же году написал: «Все народы Болгарии, Сербии, Боснии, Морей и Греции поклоняются имени великого князя Московского, так как он принадлежит к тому же самому вероисповеданию, и не надеются, что их освободит от турецкого рабства чья-либо другая рука, кроме его».[214]
Историк Соловьёв считает, что рассматривать личность и характер царя необходимо в контексте его окружения в молодости:
Не произнесет историк слово оправдания такому человеку; он может произнести только слово сожаления, если, вглядываясь внимательно в страшный образ, под мрачными чертами мучителя подмечает скорбные черты жертвы; ибо и здесь, как везде, историк обязан указать на связь явлений: своекорыстием, презрением общего блага, презрением жизни и чести ближнего сеяли Шуйские с товарищами — вырос Грозный.
Семья
13 декабря 1546 года 16-летний Иван посоветовался с митрополитом Макарием о своём желании жениться. Сразу после состоявшегося в январе венчания на царство знатные сановники, окольничие и дьяки начали объезжать страну, подыскивая царю невесту. Выбор царя пал на Анастасию, дочь вдовы Захарьиной. При этом Карамзин говорит, что царь руководствовался не знатностью рода, а личными достоинствами Анастасии. Обряд венчания состоялся 13 февраля 1547 года в храме Богоматери.
Брак царя длился 13 лет, вплоть до внезапной смерти Анастасии летом 1560 года. Смерть жены сильно повлияла на 30-летнего царя, после этого события историки отмечают перелом в характере его правления.[219][220]
Через год после смерти жены [221] царь вступил во второй брак, сочетавшись с Марией, происходившей из рода кабардинских князей.
Количество жен Ивана Грозного точно не установлено, у историков[222] упоминаются имена семи женщин, считавшихся жёнами Ивана IV. Из них только первые четыре являтся «венчанными» то есть законными с точки зрения церковного права (для четвёртого брака, запрещаемого канонами, Иваном было получено соборное решение о его допустимости). При этом согласно 50-го правила Василия Великого даже третий брак является уже нарушением канонов: «на троебрачие нет закона; посему третий брак не составляется по закону. На таковые дела взираем как на нечистоты в Церкви, но всенародному осуждению оных не подвергаем, как лучшие нежели распутное любодеяние».[223] Обоснованием необходимости четвёртого брака явилась скоропостижная смерть третьей супруги царя. Иван IV клялся духовенству, что она не успела стать ему женой.
Возможным объяснением многочисленности браков, не свойственной для того времени, является предположение К. Валишевского, что Иоанн был большим любителем женщин, но он в то же время был и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов и стремился обладать женщиной только как законный муж.[224] Кроме того, страна нуждалась в адекватном наследнике. Несмотря на это, достаточно распространенным был слух о гомосексуальной связи царя с молодым красавцем опричником Фёдором Басмановым.
Очерёдность Имя Годы жизни Дата свадьбы Дети
1 Анастасия Романовна, умерла при жизни мужа 1530/1532-1560 1547 Анна (скончалась в 11 месячном возрасте), Мария, Дмитрий (погиб во младенчестве), Иван и Фёдор
2 Мария Темрюковна (Кученей) ум. 1569 1561 нет
3 Марфа Собакина (умерла через две недели после свадьбы) ум. 1571 1571 нет
4 Анна Колтовская (насильно пострижена в монахини в год свадьбы) (ум. 1626) 1572 нет
5 Анна Васильчикова (насильно пострижена в монахини) (ум. 1579) 1575 нет
6 Василиса Мелентьева (упоминаемая в источниках как «женище»; насильно пострижена в монахини в 1577 году, по легендарным источникам — убита Иваном) ум. 1580 1575 нет
7 Мария Нагая ум. 1612 1580 Дмитрий Иванович (погиб в 1591 в Угличе)
Захоронения четырёх, законных для церкви, жён Ивана Грозного находятся в Вознесенском монастыре, традиционном месте погребения великих княгинь и русских цариц: «Рядом с матерью Грозного четыре его супруги». [225]
Дети
Сыновья:
Дмитрий Иванович (1552—1553), наследник отца во время смертельной болезни в 1553; в том же году младенца случайно выронила кормилица во время погрузки на корабль, он упал в реку и утонул.
Иван Иванович (1554—1581), по одной из версий, погибший во время ссоры с отцом, по другой версии[226], умер в результате болезни 19 ноября.[227][228] Женат трижды, потомства не оставил.
Фёдор I Иоаннович, потомства мужского пола нет
царевич Дмитрий, погиб в детстве
Итоги царствования
Спор о результатах правления царя Ивана Васильевича идёт уже пять веков. Начался он еще при жизни Грозного[источник?].
Публицист Михайловский подвергает критике большинство историков, отстаивающих отрицательный образ Грозного в русской истории:
Солидные историки, отличающиеся в других случаях чрезвычайною осмотрительностью, в суждениях о Грозном делают смелые и решительные выводы. Не только не справляясь с фактами, им самим хорошо известными, а даже прямо вопреки им, умные, богатые знанием и опытом люди вступают в открытое противоречие с самыми элементарными показаниями здравого смысла; люди, привыкшие обращаться с историческими документами, видят в памятниках то, чего там днем с огнем найти нельзя, отрицают то, что явственно прописано черными буквами по белому полю.
— Михайловский Н.К. Сочинения.[229]
Иван Грозный показывает свои сокровища английскому послу ГорсеюИоанн управлял государством с 1538 г. по 1584 г., почти 46 лет. За это время было казнено 3-4 тысячи человек, то есть меньше 100 человек в год, включая уголовных преступников.[230][231]
При вступлении на престол Иоанн унаследовал 2,8 млн кв. км, а в результате его правления территория государства увеличилась почти вдвое — до 5.4 млн кв. км — чуть больше, чем вся остальная Европа. За то же время население выросло на 30-50 % и составило 10-12 млн человек [232].
Не взирая на очевидное военное превосходство, враг так и не смог добиться от Москвы уступок собственно русских территорий и был вынужден пойти на ничейный результат. Ценой колоссального напряжения, но все-таки созданное Грозным в великих муках и испытаниях Российское Царство устояло; ему необходима была лишь передышка, чтобы продолжить свою исполинскую борьбу. [233]
Оценивая итоги деятельности царя по созданию русской артиллерии, Дж. Флетчер в 1588 году писал: "Полагаю, что ни один из христианских государей не имеет такой хорошей артиллерии и такого запаса снарядов, как Русский Царь, чему отчасти может служить подтверждением Оружейная палата в Москве, где стоят в огромном количестве всякого рода пушки, все литые из меди и весьма красивые"[234].
Император Пётр Великий, глубоко уважавший Иоанна Грозного, называл его своим образцом и ставил выше себя [235]. Доказательством этому служит его речь, произнесённая во время торжеств по случаю заключения мира со Швецией (1721г.) касательно построения герцогом Голштинским триумфальных ворот с изображением его и царя Иоанна: «Эта выдумка и это изображение самые лучшие изо всех иллюминаций, какие только я во всей Москве видел. Ваша светлость представили тут собственные мои мысли. Этот Государь (указал на Царя Иоанна Васильевича) — мой предшественник и пример. Я всегда принимал его за образец в благоразумии и в храбрости, но не мог еще с ним сравняться. Только глупцы, которые не знают обстоятельств его времени, свойства его народа и великих его заслуг, называют его тираном».[236]
Независимо от своих личных качеств и недостатков самодержавный государь, стоявший выше сословных и социальных делений, черпая силу и полноту власти из своего органического единения с народом и союза с Церковью, несомненно являлся в то время, в этот жестокий для народов Европы XVI век, монархом наиболее совершенного типа. Иван IV глубоко сознавал свою ответственность пред Богом за служение русскому народу, как до него сознавали это лучшие князья, создававшие государство. Несмотря на все войны и внутренние потрясения, Россия крепла и одухотворялась, покуда оставалась нерушимой гармония, царившая между Церковью и государством.
