ЧТО   ТАКОЕ   ПЕСНЯ?
Летом 1962 года после вступительных экзаменов в Томском политехническом институте состоялось собрание абитуриентов, на котором декан факультета сообщил, что зачисление в институт произойдёт только через неделю, поэтому он предлагает собравшимся здесь товарищам съездить на 3 – 4 дня в колхоз. «Сугубо добровольно», – подчеркнул декан, но заметил, что «при прочих равных условиях» предпочтение при зачислении будет отдаваться именно тем абитуриентам, которые откликнутся на его призыв. Декан сразу предупредил, что денег за работу мы не получим, но вкусным и обильным питанием три раза в день будем обеспечены. Желающих поехать в колхоз оказалось предостаточно. Я не сомневалась, что стану студенткой, но поскольку мои финансы «пели романсы», а в колхозе обещали кормить, я тоже решила поехать; от поездки  единодушно отказались самоуверенные и сытые томичи. 
Нас привезли в колхоз, где в том году созрел небывалый урожай репчатого лука, который нам предстояло убирать. После трёх недель вступительных экзаменов работа на свежем воздухе доставляла истинное удовольствие, тем более что погода стояла прекрасная, предосенний воздух был свежим и чистым, а вечером нам ещё предложили бесплатно сходить на концерт какого-то заезжего певца, может быть даже, известного. Концерт состоялся в большом недостроенном клубе, в зрительном зале которого ещё не успели настелить полы, но уже была сцена, казавшаяся очень высокой из-за того, что сидеть приходилось на брёвнах, гораздо ниже уровня будущего пола. На концерт собрались почти все жители деревни, неизбалованные, как мы поняли, такими вот приезжими «знаменитостями».
В назначенное время на сцену вышли два мужичка, весьма «подержанного вида», которые внешне отличались от присутствующих колхозников только наличием баяна, более высоким качеством городской одежды и непоколебимой уверенностью в себе. Мужичков встретили аплодисментами. Каким «гастрольным ветром» занесло этих артистов в томскую глубинку, и почему они согласились бесплатно выступить в недостроенном деревенском клубе, я сказать не могу. За всё время концерта баянист не произнёс ни одного слова, но мимика его была весьма выразительной, и играл он, надо признать, виртуозно. Дождавшись полной тишины в зале, «не баянист» произнёс вступительную речь.
– Добрый вечер, дорогие товарищи колхозники! («И студенты!» – выкрикнули из зала.) И студенты, – охотно согласился артист, – хотя я не знал, что здесь будут студенты. Начинаем лекцию-концерт для тружеников села! – артист выдержал паузу, потом торжественно и многозначительно, на каком-то немыслимом диалекте, представился сам и представил своего напарника. – Солыст… Харькивский державний хвилармонии… заслуженный деятель искусств… Пётр Задорожний! (Аплодисменты.) Соло на баяне – мой постоянный и неизменный спутник на всех дорогах нашей необъятной Родины – Иван Петров! (Аплодисменты.) Спасибо!
Имена и фамилии я придумала сама, поскольку в моей памяти они не отложились. Артист Задорожный снова выдержал паузу, потом с задумчивым видом, потирая руки,  походил по сцене, остановился, оглядел зал, после чего с искусственной доверительностью обратился к присутствующим:
– Друзья мои! Знаете ли вы, что такое песня? (Пауза.) А песня, друзья мои, это, прежде всего, стихи и потом уже музыка… Ну, например, «Песнь о вещем Олеге» или «Песня про купца Калашникова»… («А песня без слов?» – снова выкрикнули из зала, артист помолчал, потом развёл руками.) Грамотный! Пытается всем показать, какой он грамотный, но лучше бы не показывал всем свою глупость. Итак, я продолжаю.
Артист минут пять рассказывал о своих личных знакомствах с известными поэтами и композиторами, потом объявил номер:
– «Давно не бывал я в Донбассе»! Песня эта любима мною и биографична! Я вам сейчас расскажу… («Не надо! Лучше спойте!» – раздалось из зала.) Сейчас спою, – продолжал артист, – но сначала послушайте.
Он рассказал историю своей первой любви, потом её пропел. Надо сказать, что артист был музыкально одарён и пел он неплохо, но сильно «переигрывал». Это был своего рода «театр песни», где «Галиной» был молчаливый виртуоз-баянист, а Пётр Задорожный как бы «с отчаянием» изображал потерю любимой женщины. Лекционно-песенное творчество колхозники принимали доброжелательно, а «будущих товарищей студентов» председатель колхоза попросил прекратить выкрики из зала и «лучше уйти, если неинтересно». Мы с удовольствием покинули «лекцию-концерт», долго бродили за околицей и любовались великолепным звёздным небом, на котором я впервые в жизни увидела Млечный Путь.
Утром мы отправились на работу, быстро «затарили» репчатым луком все мешки, и уселись на них среди поля в ожидании колхозного грузовика. Женщины-колхозницы оживлённо обсуждали вчерашний концерт, высказывая острые и ехидные замечания в адрес артистов, которых вчера слушали внимательно и серьёзно. Молодая бабёнка картинно встала среди мешков и, подражая артисту, обратилась к «зрителям».
– А шо, бабы, знаете ли вы, шо такое писня?! («Знаем! Знаем!», – закричали женщины.) Так не спеть ли нам, бабы, раз вы это знаете? («Спеть! Спеть!», – откликнулись товарки.)
И они запели – одну песню, вторую, третью… И мурашки поползли по коже и слёзы выступали на глазах, а прекрасные русские песни летели по широкому полю, к синему небу, к ясному солнцу, поражая силой своей и красотой. Ни до той поры, ни после, я этих песен не слышала, и не спросила тогда у женщин, откуда эти песни взялись, о чём до сих пор жалею.

ЦВЕТНОЙ   ТЕЛЕВИЗОР
Баба Катя в молодости была влюблена в Вячеслава Михайловича Молотова, о чём тот, разумеется, не подозревал, поскольку они не были знакомы и никогда не встречались и, кроме того, он жил в Москве, а баба Катя – в Сибири. Но свои чувства к одному из руководителей страны она всё же сумела выразить, назвав своего первенца Вячеславом, дочь – Светланой, в честь дочери Молотова, а вторую дочь – Любовью, что говорило само за себя. Сестра бабы Кати – тётка Галька – хитрость её разгадала и грозилась поднять на смех перед всем народом, если третью дочь не назовут её именем, поэтому третью дочь назвали Галиной. Самый младший ребёнок у бабы Кати стал Виктором, но, видимо, невпопад, потому что вышел из него не победитель, а выпивоха.
Тем не менее, в своё время все дети бабы Кати получили высшее образование, чем она постоянно хвасталась перед соседками, которые не могли так уверенно гордиться успехами своих детей. Но дети соседей один за другим стали уезжать из сибирского захолустья, и обосновались они потом не где-нибудь, а в столицах – в Москве, Ленинграде и Киеве. Баба Катя презрительно отзывалась о «переселенцах», называя их «лимитчиками», но на самом деле остро завидовала соседкам, у которых дети так хорошо устроились.
– Вон у Тюлюпихи сын – в Ленинграде живёт, а у Шушпанихи – в Киеве. Посылки посылают с продуктами. А мои что – хуже? Нет, мои деточки не хуже, они тоже уедут жить в хорошие места!
Природа наделила детей бабы Кати разными качествами – общими и индивидуальными, положительными и отрицательными. Они были умными и глупыми, красивыми и безобразными, добрыми и злыми, скупыми и расточительными, жадными и хитрыми. Особой хитростью обладала Любаша, которая, к сожалению, не блистала ни умом, ни красотой, но совершенно от этого не страдала, потому что ей всегда «везло».
Однажды в Управление торговли, где после техникума работала Люба,  пришёл вызов для поступления в престижный московский вуз кого-нибудь из работников этого Управления. Любовь никому не показала этот вызов, принесла его домой и обсудила с бабой Катей сложившуюся ситуацию, потом взяла отпуск за свой счёт и отправилась в Москву. Там она убедила руководство вуза, что кроме неё послать сюда некого, а у неё ещё и спортивный разряд по лыжам, после чего  Любу сразу приняли в институт. Потом туда же поступили Галина и Виктор. Баба Катя была счастлива. Время шло, все дети выучились, остались жить в Москве, обзавелись семьями, родили ей внуков и внучек, приезжали погостить. Всё было хорошо, пока до маленького сибирского города не добралось цветное телевидение. Когда тяжеленные агрегаты цветного изображения появились в более или менее свободной продаже, баба Катя выдала очередной «плач».
– Что же это я всё серый телевизор смотрю? – сама себе задавала она  риторический вопрос. – Вон у Тюлюпихи уже цветной телевизор и у Шушпанихи – цветной, а у меня всё серый да серый.
Дети намёк поняли, списались-созвонились-скинулись, и купили матери цветной телевизор в подарок на шестидесятилетний юбилей. Баба Катя опять была абсолютно счастлива. Прошло два года, в гости к матери приехал старший любимый сын Вячеслав и вдруг обнаружил на цветном телевизоре чёрно-белое изображение, которое баба Катя называла «серым».
– Мать, а телевизор что – сломался? Может, в починку отдадим, пока я здесь?
– Не, сынок, не сломался. Я сама велела  ему цветное отключить, чтобы краски не выгорали. Жалко всё-таки.

Я знала, что Светлана Кузнецова дружила с поэтессой Инной Лиснянской, найти её, не имея никаких связей в московских литературных кругах, оказалось делом не простым. С рекомендательным письмом от редакции журнала «Сибирь» мы с мужем отправились «в обход» писательских организаций Москвы. Я тогда ещё не знала, что их число перевалило за первый десяток, но нам повезло: в четвёртой по счёту организации – очень неохотно – нам всё же сообщили адрес и номер телефона. Мне удалось дозвониться по этому номеру, мы долго разговаривали с Инной Львовной, но – так случилось – она тоже не знала, где похоронили Светлану Александровну. На смерть Светланы Кузнецовой Инна Львовна в 1989 году откликнулась стихами. Кто-то называет их злыми, кто-то – по-матерински горькими.

СОРОКОВИНЫ
Светлане Кузнецовой
Провод заменил лучину, повод подменил причину,
А для повода – всё любо, ты права, моя голуба.
Повод был пить самогонку, повод был вопить вдогонку:
Нежен тёрн, а лавры грубы! Ты права, моя голуба.
Голос – вымогатель эха, слёзы – попрошайки смеха,
Горе слепо, счастье глупо... Ты права, моя голуба.

Я не буду рассказывать почти детективную историю поисков места захоронения Светланы Кузнецовой, её прах покоится в закрытом колумбарии Ваганьковского кладбища, попасть туда «живьём» постороннему человеку, – мягко говоря, – затруднительно. Всё началось с того, что меня заподозрили в желании захоронить в ячейку Светланы мой собственный прах. Не имели успеха все мои уверения в том, что мне совсем не хочется становиться «прахом» (придётся, конечно, но не сию же минуту!). Пришлось добывать уже московские рекомендательные письма, сходить на приём к более высокому кладбищенскому начальству, – оно оказалось очень милой и приветливой дамой, – после чего мне сразу разрешили посещение места захоронения и фотосъёмку. Я хочу привести здесь ещё одно (почти мистическое) стихотворение С. Кузнецовой.
30 СЕНТЯБРЯ

                                        Я дню такому рада, как дорогой обнове.
Мне за печаль награда день именин Любови.
                                        День именин Надежды, осенняя пора.
                                        Я в светлые одежды наряжена с утра.
Друзьям прощая вины, я счастлива без меры.
                                        Сегодня именины моей последней Веры.

30 сентября 1988 года, «друзьям прощая вины», Светлана Кузнецова умерла,  «наряженная в светлые одежды» больничной палаты. «Именины последней Веры» стали последним днём её жизни. Говорят, она написала перед смертью свои лучшие стихи.  Однажды мне сообщили, что есть надежда найти хотя бы часть архива Светланы Кузнецовой, но потом я так и не смогла связаться с человеком, который мне об этом сказал.
Наше общение с Владиславом Анатольевичем продолжается. Он рекомендовал меня известному иркутскому поэту Ростиславу Филиппову, они дружили с детства. Мы вместе побывали на презентации книги Ростислава Владимировича «Красная сотня». Я подарила ему свою первую книгу, он мне – свою последнюю с пожеланием вечной любви к жизни и поэзии. Пожелание оказалось предсмертным, скоро, к сожалению, Ростислава Владимировича не стало. Вечная память поэтам, которых помнят и любят, и тем, кто уже почти забыт, но всё равно оставил след в нашей жизни.